Смерть едет на единороге в ад
Моя блядская гребаная жизнь, это гениально! Паланикофаги непременно должны прочесть. Простите, я даже под кат не засуну. Я люто люблю этого автора. *__*
Пишет Гость:
Ребяты, а я на нынешний тур по нулям. Заявки не доставили. Я лузер.
Пишет Гость:
14.07.2009 в 01:14
Черный ящик
Обычно он сидит за моею спиной.
Он нудный, как утреннее ток-шоу для домохозяек.
Он нудный, как импотент, обожравшийся виагры.
День сменяет ночь, ночь сменяет день, а он сидит за моею спиной, этот парень, и мешает мне работать.
Он бубнит:
- Убей себя, Джек. Убей себя, Джек. Убей себя, Джек.
И так почти месяц без перерыва.
Я же говорю, он нудный.
Он заглядывает мне за плечо и дышит на меня свежим перегаром.
- Что тут у нас, - желчно тянет он. – Эдипов комплекс. Шоу фриков. Пора бы уже кому-нибудь засунуть член в шланг пылесоса. Засунуть в жопу живого хомячка. Засунуть в рот содержимое вон того пузырька, который стоит в спальне у твоей мамочки.
Я закуриваю и ухожу мыть посуду.
Когда у меня заканчиваются мысли, я загружаю себя какими-нибудь домашними делами.
Этот парень не унимается.
Здесь есть небольшая предыстория.
Этот парень появляется под Рождество, когда я возвращаюсь с вечеринки мисс Кэрол Брайт.
Мисс Кэрол под сорок, она писательница, она в разводе, она косит под нимфоманку. Ее молоденький нищий любовник, то ли Аурелио, то ли Шон, косит под бисексуала и носит сережку в левом ухе.
Шоу фриков.
Дочь мисс Кэрол – жирная корова двадцати пяти лет от роду.
Ее зовут Майра.
В дверной проем она проходит исключительно боком.
Ее длинные обвислые сиськи покоятся на огромном брюхе, обтянутом блестящим люрексом, она раскуривает джойнт и, закашлявшись, выдыхает дым в окно.
- Человек – это остров, - говорит Майра густым басом. – Пытаясь убежать от одиночества, мы строим мосты, непрочные, глупые мосты из папиросной бумаги.
В сортире кто-то шумно трахается.
- Да, детка, выеби меня этим клубничным шампунем!
Мужчины, которые мечтают о мамочке, которая отлупит их ремнем по потным прыщавым ягодицам.
Женщины, которые мечтают привязать мужика к батарее и выебать его своим милым розовым фаллоимитатором.
Они такие предсказуемые, эти ребята, засевшие в сортире мисс Кэрол…
Толстуха роняет джойнт.
Ее лицо некрасиво искажается, щеки шевелятся – тектонические процессы жировых масс
- Ёбаные твари! – орет Майра, брызжа слюной. – СУКИ, ЭТО МОЙ ШАМПУНЬ!!!
Вот так вот оно и происходит.
Санта Клаус из дерьмового гей-бара.
Олени, натасканные на случку с людьми.
Силиконовая Снегурочка с дырявыми венами.
Я возвращаюсь в свой дом, в свой уютный милый дом с навощенными полами, хрустящим постельным бельем, безупречно чистой хрустальной люстрой – и вместо ожидаемого спокойствия я получаю это.
Он сидит за моим компьютером в моем кресле в моих тапках в моем халате и курит мои сигареты.
У него небритая рожа, синяк под глазом и дырка в щеке.
Ёб твою мать, говорю я.
А он отвечает:
- С Рождеством, Джек. Что это у тебя тут за хуйня? Да вот тут, на двадцатой странице.
И он тычет, о Господи и сорок ёбаных святых, он тычет своим грязным вонючим пальцем в мой новый контркультурный роман, который я безуспешно высираю уже третий месяц подряд.
Так все начинается.
Он неистребим, он моя чертова трахнутая молчаливая тень отца Гамлета.
Ха, молчаливая!
- Джек, старина. Я обеспокоен. Я считаю, что ты должен принять в себе пидараса. В каждом твоем говноромане есть герой второго плана, пидарас и, как выясняется к концу, истинный главный герой. Я думаю, что ты каждый раз пишешь его с себя. Так поступали, кстати, многие художники эпохи Возрождения…
Я просыпаюсь.
Он сидит на моем одеяле в моем халате в моих тапках и курит мои сигареты, стряхивая пепел на мой ковер.
Я говорю:
- Пошел нахуй, Тейлор Джордан, - и засыпаю.
Отбеливающая зубная паста пахнет мятой и ромашкой.
Я яростно чищу зубы, вверх-вниз, вверх-вниз, влево-вправо, влево-вправо, вверх-вниз…
- Эта твоя Лора Джексон. Что значит – у нее СПИД? И ты заставляешь своего главного героя ебать тетку, больную СПИДом? Ты понимаешь, что он заболеет и умрет?!
- Он не доживет, - я сплевываю зубную пасту в раковину и тупо смотрю, как белая пена стекает по белому фарфору.
Общенациональная утренняя эпилепсия.
Безопасна и даже полезна для здоровья.
- Для мальчика, который развлекался тем, что в школе на спор засовывал горящие петарды в свою задницу, он вообще потрясающе живуч. Но СПИД! Почему у нее не может быть рак? Почему у нее не могут быть паразиты мозга?
- Потому что они уже были, - бурчу я.
- И что это за говенная философия? Хаос? Революция? Саморазрушение? Дружок, убей себя и не мучайся. Засунь свою зубную щетку в свою глазницу. Если сильно и быстро надавить, то ты даже ничего не…
Я громко полощу рот, запрокинув голову вверх.
У Тейлора новое развлечение.
- Ты пытаешься систематизировать хаос. Ты пытаешься заработать на дерьме. Хорошая идея, чувак, но видишь ли, истина заключается в том, что ты сливаешь роман за романом. Тебя даже уже никто не покупает. Просто качают из интернета, чтобы прочитать по диагонали и сказать, что ты - фуфло. Все, что ты можешь сделать – это забраться на Статую Свободы, облить себя бензином и щелкнуть зажигалкой.
Я иду выбивать ковры.
- Помни, - нежно шепчет Тейлор мне на ухо. – Ты – не просто какой-нибудь там сторчавшийся лузер. Общество ненавидит тебя. Бог ненавидит тебя. Мамочка ненавидит тебя.
Из ковров летит пыль.
Хорошее средство для снятия агрессии.
И еще.
Если вы хотите действительно почистить ваш ковер, его непременно нужно выбивать.
Никакие современные средства для чистки не дадут эффекта чистоты.
Один из моих героев был профессиональным домоуправителем, я знаю, о чем говорю.
- Помнишь, я сделал операцию по смене пола, - говорит Тейлор, щекоча дыханием мое ухо. – Помнишь, я и еще один придурок переодевались в девок и брали по пятьдесят баксов с желающих врезать нам по яйцам.
Я – маленькая светящаяся точка.
Я – сияющий центр спокойствия.
Я выбиваю свои ковры.
Не поверите, но я знаю, что такое Тейлор.
Тейлор - это мой неудавшийся диалог с самим собой.
Тейлор - это мой анти-Карнеги.
Мое разорванное резюме, покоящееся в мусорной корзине Бога.
- Поверь мне, старина, - бормочет Тейлор, убедительный Тейлор, неотразимый Тейлор с дыркой в щеке. – Если я тебе сейчас вмажу со всей силы, ты обретешь уверенность.
- А потом окажется, что я дрался сам с собой, - хмыкаю я. – Нет, спасибо.
- По сути, ты уже начал, - говорит Тейлор.
По сути, я уже начал.
Я сажусь за компьютер.
Есть простое правило: когда вам не хочется писать, поставьте кухонный таймер на час. Или поставьте стиральную машинку на час. И садитесь писать. Если по истечению этого часа окажется, что вы все еще не хотите писать, то вы свободны еще на час. Но чаще всего через час вы так увлечены, что уже не слышите таймер.
Это не тот случай.
- Я бы на твоем месте не доверял Википедии, - говорит Тейлор.
Он сидит на моем столе в моем халате в моих тапках и курит мои сигареты, роняя пепел на мой чистый ковер.
Вдалеке грохочет: скоро начнется дождь.
- И почему именно дисменорея? Если учесть, что она торчит несколько лет и нерегулярно питается, у нее должна быть аменорея. Изучай интернеты, старик, ты же знаешь, читатель – дурак, но дурак разборчивый.
Я закуриваю и перечитываю предыдущую сцену.
На заднем плане страдает Тейлор.
- Я трахал ее, о, я трахал ее в каком-то грязном вонючем сортире на собрании общества секс-зависимых, - шумно страдает Тейлор.
Майра Брайт была такой худой, что казалось, что она вот-вот выскользнет из своей кожи, она мяла свои несуществующие груди, прикрытые шелковым платьем, купленным по дешевке в каком-то секонде и смотрела на меня своими темными, влажными, горячими глазами.
Все, что ей было нужно – это компания.
Не свихнуться от одиночества.
Завоевать сорок галактик.
Танцевать на палубе тонущего корабля.
Поджечь подружку на ее свадебной церемонии.
Пепел флердоранжа и черные капли плавящейся синтетики.
Свобода и полный бак бензина.
Она облизывает свои губы, неровно накрашенные жирной вишневой помадой.
Все идет к тому, что на самом деле она - мужик.
Я буду удивлен.
- У меня на жопе этот кафель отпечатался, - нудно страдает Тейлор.
Губы Майры Кернел не были приспособлены к улыбке, все ее лицо казалось неживым, так бывает, когда вы проходите процедуры по омоложению.
То есть ваши мимические мышцы парализуют, чтобы предотвратить появление морщин.
Знаешь, сказала Майра, я хочу чтобы не стало ничего. Тогда мы уснем, ты и я, и весь этот ёбаный мир. Она протянула мне свою руку, свою белую с голубыми прожилками руку, свою усеянную синяками и шишками руку с обломанными бледными ногтями, с дешевыми серебряными браслетами, елозящими…
- Какая удивительная срань, - говорит Тейлор. – Знаешь, Джек, с мужиком, сваренным вкрутую в горячем источнике ты был куда убедительнее.
Я оборачиваюсь.
Я – комок злобы и ненависти.
Лицо Тейлора похоже на фарш.
Жирный, сочный, ароматный запеченный фарш.
- Это ты меня тогда сварил, - неуклюже двигаются губы-лепешки.
Я иду стирать белье.
Тейлор подпирает стену, молодой, рыхлый и бесцветный.
- Я – твой черный ящик, Джек, - говорит Тейлор и высыпает стиральный порошок на кафель пола. – Когда ты разобьешься о землю, я обеспечу твоей семье страховку.
Я открываю новую упаковку стирального порошка.
- Запомни, никто не должен видеть нас одновременно, - заговорщически шепчет Тейлор и срывает с меня с себя с меня с себя с меня мой халат.
Метафорический акт подчинения, вот так раз – и ты себе уже не принадлежишь.
Чертов кафель.
Обычно я сижу за его спиной.
- Мы пишем сценарий для Голливуда, - говорит Тейлор. – Когда нам будут вручать Оскара, мы взорвем всех этих жирных блядей и старых пожеванных пидарасов. И это будет не какая-нибудь там идиотская бомба, сляпанная в домашних условиях по инструкции, выдернутой из интернета…
- Эй, Тейлор, - говорю я. – Это фирменный стиль. Это концепт, знаешь ли.
- Хренов концепт, - отвечает Тейлор. – Дружище, ты морально устарел.
И, мать его, он сидит за моим компьютером, а я – за его спиной.
- Ты бы мне еще мыло предложил варить, - говорит Тейлор.
Все, на что я надеюсь – это то, что Тейлор переключится на ёбаные вечерние мелодрамы…
URL комментарияОбычно он сидит за моею спиной.
Он нудный, как утреннее ток-шоу для домохозяек.
Он нудный, как импотент, обожравшийся виагры.
День сменяет ночь, ночь сменяет день, а он сидит за моею спиной, этот парень, и мешает мне работать.
Он бубнит:
- Убей себя, Джек. Убей себя, Джек. Убей себя, Джек.
И так почти месяц без перерыва.
Я же говорю, он нудный.
Он заглядывает мне за плечо и дышит на меня свежим перегаром.
- Что тут у нас, - желчно тянет он. – Эдипов комплекс. Шоу фриков. Пора бы уже кому-нибудь засунуть член в шланг пылесоса. Засунуть в жопу живого хомячка. Засунуть в рот содержимое вон того пузырька, который стоит в спальне у твоей мамочки.
Я закуриваю и ухожу мыть посуду.
Когда у меня заканчиваются мысли, я загружаю себя какими-нибудь домашними делами.
Этот парень не унимается.
Здесь есть небольшая предыстория.
Этот парень появляется под Рождество, когда я возвращаюсь с вечеринки мисс Кэрол Брайт.
Мисс Кэрол под сорок, она писательница, она в разводе, она косит под нимфоманку. Ее молоденький нищий любовник, то ли Аурелио, то ли Шон, косит под бисексуала и носит сережку в левом ухе.
Шоу фриков.
Дочь мисс Кэрол – жирная корова двадцати пяти лет от роду.
Ее зовут Майра.
В дверной проем она проходит исключительно боком.
Ее длинные обвислые сиськи покоятся на огромном брюхе, обтянутом блестящим люрексом, она раскуривает джойнт и, закашлявшись, выдыхает дым в окно.
- Человек – это остров, - говорит Майра густым басом. – Пытаясь убежать от одиночества, мы строим мосты, непрочные, глупые мосты из папиросной бумаги.
В сортире кто-то шумно трахается.
- Да, детка, выеби меня этим клубничным шампунем!
Мужчины, которые мечтают о мамочке, которая отлупит их ремнем по потным прыщавым ягодицам.
Женщины, которые мечтают привязать мужика к батарее и выебать его своим милым розовым фаллоимитатором.
Они такие предсказуемые, эти ребята, засевшие в сортире мисс Кэрол…
Толстуха роняет джойнт.
Ее лицо некрасиво искажается, щеки шевелятся – тектонические процессы жировых масс
- Ёбаные твари! – орет Майра, брызжа слюной. – СУКИ, ЭТО МОЙ ШАМПУНЬ!!!
Вот так вот оно и происходит.
Санта Клаус из дерьмового гей-бара.
Олени, натасканные на случку с людьми.
Силиконовая Снегурочка с дырявыми венами.
Я возвращаюсь в свой дом, в свой уютный милый дом с навощенными полами, хрустящим постельным бельем, безупречно чистой хрустальной люстрой – и вместо ожидаемого спокойствия я получаю это.
Он сидит за моим компьютером в моем кресле в моих тапках в моем халате и курит мои сигареты.
У него небритая рожа, синяк под глазом и дырка в щеке.
Ёб твою мать, говорю я.
А он отвечает:
- С Рождеством, Джек. Что это у тебя тут за хуйня? Да вот тут, на двадцатой странице.
И он тычет, о Господи и сорок ёбаных святых, он тычет своим грязным вонючим пальцем в мой новый контркультурный роман, который я безуспешно высираю уже третий месяц подряд.
Так все начинается.
Он неистребим, он моя чертова трахнутая молчаливая тень отца Гамлета.
Ха, молчаливая!
- Джек, старина. Я обеспокоен. Я считаю, что ты должен принять в себе пидараса. В каждом твоем говноромане есть герой второго плана, пидарас и, как выясняется к концу, истинный главный герой. Я думаю, что ты каждый раз пишешь его с себя. Так поступали, кстати, многие художники эпохи Возрождения…
Я просыпаюсь.
Он сидит на моем одеяле в моем халате в моих тапках и курит мои сигареты, стряхивая пепел на мой ковер.
Я говорю:
- Пошел нахуй, Тейлор Джордан, - и засыпаю.
Отбеливающая зубная паста пахнет мятой и ромашкой.
Я яростно чищу зубы, вверх-вниз, вверх-вниз, влево-вправо, влево-вправо, вверх-вниз…
- Эта твоя Лора Джексон. Что значит – у нее СПИД? И ты заставляешь своего главного героя ебать тетку, больную СПИДом? Ты понимаешь, что он заболеет и умрет?!
- Он не доживет, - я сплевываю зубную пасту в раковину и тупо смотрю, как белая пена стекает по белому фарфору.
Общенациональная утренняя эпилепсия.
Безопасна и даже полезна для здоровья.
- Для мальчика, который развлекался тем, что в школе на спор засовывал горящие петарды в свою задницу, он вообще потрясающе живуч. Но СПИД! Почему у нее не может быть рак? Почему у нее не могут быть паразиты мозга?
- Потому что они уже были, - бурчу я.
- И что это за говенная философия? Хаос? Революция? Саморазрушение? Дружок, убей себя и не мучайся. Засунь свою зубную щетку в свою глазницу. Если сильно и быстро надавить, то ты даже ничего не…
Я громко полощу рот, запрокинув голову вверх.
У Тейлора новое развлечение.
- Ты пытаешься систематизировать хаос. Ты пытаешься заработать на дерьме. Хорошая идея, чувак, но видишь ли, истина заключается в том, что ты сливаешь роман за романом. Тебя даже уже никто не покупает. Просто качают из интернета, чтобы прочитать по диагонали и сказать, что ты - фуфло. Все, что ты можешь сделать – это забраться на Статую Свободы, облить себя бензином и щелкнуть зажигалкой.
Я иду выбивать ковры.
- Помни, - нежно шепчет Тейлор мне на ухо. – Ты – не просто какой-нибудь там сторчавшийся лузер. Общество ненавидит тебя. Бог ненавидит тебя. Мамочка ненавидит тебя.
Из ковров летит пыль.
Хорошее средство для снятия агрессии.
И еще.
Если вы хотите действительно почистить ваш ковер, его непременно нужно выбивать.
Никакие современные средства для чистки не дадут эффекта чистоты.
Один из моих героев был профессиональным домоуправителем, я знаю, о чем говорю.
- Помнишь, я сделал операцию по смене пола, - говорит Тейлор, щекоча дыханием мое ухо. – Помнишь, я и еще один придурок переодевались в девок и брали по пятьдесят баксов с желающих врезать нам по яйцам.
Я – маленькая светящаяся точка.
Я – сияющий центр спокойствия.
Я выбиваю свои ковры.
Не поверите, но я знаю, что такое Тейлор.
Тейлор - это мой неудавшийся диалог с самим собой.
Тейлор - это мой анти-Карнеги.
Мое разорванное резюме, покоящееся в мусорной корзине Бога.
- Поверь мне, старина, - бормочет Тейлор, убедительный Тейлор, неотразимый Тейлор с дыркой в щеке. – Если я тебе сейчас вмажу со всей силы, ты обретешь уверенность.
- А потом окажется, что я дрался сам с собой, - хмыкаю я. – Нет, спасибо.
- По сути, ты уже начал, - говорит Тейлор.
По сути, я уже начал.
Я сажусь за компьютер.
Есть простое правило: когда вам не хочется писать, поставьте кухонный таймер на час. Или поставьте стиральную машинку на час. И садитесь писать. Если по истечению этого часа окажется, что вы все еще не хотите писать, то вы свободны еще на час. Но чаще всего через час вы так увлечены, что уже не слышите таймер.
Это не тот случай.
- Я бы на твоем месте не доверял Википедии, - говорит Тейлор.
Он сидит на моем столе в моем халате в моих тапках и курит мои сигареты, роняя пепел на мой чистый ковер.
Вдалеке грохочет: скоро начнется дождь.
- И почему именно дисменорея? Если учесть, что она торчит несколько лет и нерегулярно питается, у нее должна быть аменорея. Изучай интернеты, старик, ты же знаешь, читатель – дурак, но дурак разборчивый.
Я закуриваю и перечитываю предыдущую сцену.
На заднем плане страдает Тейлор.
- Я трахал ее, о, я трахал ее в каком-то грязном вонючем сортире на собрании общества секс-зависимых, - шумно страдает Тейлор.
Майра Брайт была такой худой, что казалось, что она вот-вот выскользнет из своей кожи, она мяла свои несуществующие груди, прикрытые шелковым платьем, купленным по дешевке в каком-то секонде и смотрела на меня своими темными, влажными, горячими глазами.
Все, что ей было нужно – это компания.
Не свихнуться от одиночества.
Завоевать сорок галактик.
Танцевать на палубе тонущего корабля.
Поджечь подружку на ее свадебной церемонии.
Пепел флердоранжа и черные капли плавящейся синтетики.
Свобода и полный бак бензина.
Она облизывает свои губы, неровно накрашенные жирной вишневой помадой.
Все идет к тому, что на самом деле она - мужик.
Я буду удивлен.
- У меня на жопе этот кафель отпечатался, - нудно страдает Тейлор.
Губы Майры Кернел не были приспособлены к улыбке, все ее лицо казалось неживым, так бывает, когда вы проходите процедуры по омоложению.
То есть ваши мимические мышцы парализуют, чтобы предотвратить появление морщин.
Знаешь, сказала Майра, я хочу чтобы не стало ничего. Тогда мы уснем, ты и я, и весь этот ёбаный мир. Она протянула мне свою руку, свою белую с голубыми прожилками руку, свою усеянную синяками и шишками руку с обломанными бледными ногтями, с дешевыми серебряными браслетами, елозящими…
- Какая удивительная срань, - говорит Тейлор. – Знаешь, Джек, с мужиком, сваренным вкрутую в горячем источнике ты был куда убедительнее.
Я оборачиваюсь.
Я – комок злобы и ненависти.
Лицо Тейлора похоже на фарш.
Жирный, сочный, ароматный запеченный фарш.
- Это ты меня тогда сварил, - неуклюже двигаются губы-лепешки.
Я иду стирать белье.
Тейлор подпирает стену, молодой, рыхлый и бесцветный.
- Я – твой черный ящик, Джек, - говорит Тейлор и высыпает стиральный порошок на кафель пола. – Когда ты разобьешься о землю, я обеспечу твоей семье страховку.
Я открываю новую упаковку стирального порошка.
- Запомни, никто не должен видеть нас одновременно, - заговорщически шепчет Тейлор и срывает с меня с себя с меня с себя с меня мой халат.
Метафорический акт подчинения, вот так раз – и ты себе уже не принадлежишь.
Чертов кафель.
Обычно я сижу за его спиной.
- Мы пишем сценарий для Голливуда, - говорит Тейлор. – Когда нам будут вручать Оскара, мы взорвем всех этих жирных блядей и старых пожеванных пидарасов. И это будет не какая-нибудь там идиотская бомба, сляпанная в домашних условиях по инструкции, выдернутой из интернета…
- Эй, Тейлор, - говорю я. – Это фирменный стиль. Это концепт, знаешь ли.
- Хренов концепт, - отвечает Тейлор. – Дружище, ты морально устарел.
И, мать его, он сидит за моим компьютером, а я – за его спиной.
- Ты бы мне еще мыло предложил варить, - говорит Тейлор.
Все, на что я надеюсь – это то, что Тейлор переключится на ёбаные вечерние мелодрамы…
Ребяты, а я на нынешний тур по нулям. Заявки не доставили. Я лузер.
-
-
14.07.2009 в 02:39-
-
14.07.2009 в 08:55-
-
14.07.2009 в 10:45-
-
14.07.2009 в 12:11-
-
14.07.2009 в 12:24-
-
14.07.2009 в 12:42верно, но каждый раз как будто новый и все равно доставляет
-
-
14.07.2009 в 13:39-
-
14.07.2009 в 13:56в целом вся жизнь однообразна)))разве нет?))
-
-
14.07.2009 в 13:59*задумалась, можно ли считать Онегина и Гарольда контркультурщиками*
Гюйсманса, что ли, почитайте. "Роман наоборот".
-
-
14.07.2009 в 15:27и литература тоже
-
-
15.07.2009 в 11:27-
-
15.07.2009 в 11:29как умею))простите)