[A1dan]

Я много думал, очень много думал, и понял, что опупею надо сворачивать - я написал все то, о чем мечтал написать, и надо где-то поставить точку. \\в ближайшее время я как раз буду заниматься попытками поставить точку так, чтобы опупея не выглядела каким-то беспомощным огрызком, или, наоборот, длинным растянутым куском унылого говна.

Нечто вроде промежуточного итога. Скажите, что ли, что-нибудь. Пожалуйста.


Мать Спандама хотела девочку. Платья, рюши, деньги, дорогие куклы, сладости, плюшевые игрушки, пеленки, кроватки, мамки, няньки, ярко-розовая и полупрозрачная на свету, как леденец, комната, деньги, гувернантки, уроки танцев, игры с дочерями высокопоставленных лиц, игры с сыновьями высокопоставленных лиц, пони, первые выходы в свет, много денег, снова гувернантки, молодой учитель, все эти женские штучки, передающиеся от матери к дочери, первая любовь, балы, приемы, общение с дочерями высокопоставленных лиц, деньги, очень много денег, общение с сыновьями высокопоставленных семейств, платья, украшения, ручки в тонких белых перчатках, романтическая дурь в голове, какая бывает только у юных девушек, слезы в подушку с кружевами, пеньюары, туфельки, деньги, общение с дочерями высокопоставленных семейств, выгодный брак с одним из сыновей высокопоставленных семейств, а то и с кем-нибудь высокопоставленным, деньги, и все они жили долго и счастливо.
И уж конечно, девочка не забудет мать.
Ох уж эти женщины с их романтическими бреднями.
Отец Спандама тоже хотел девочку. Лет шестнадцати. Еще Спандайн хотел вина, особняк, золотой ден-ден Муши, коллекцию оружия, собственный зверинец и вон ту классную железную дорогу.
Многое из этого у него даже было.
Родился сын. Долго и счастливо не жил никто.
Разве что Спандайн: в конце концов, он таки раздобыл эту классную железную дорогу.

Несмотря на разбойничью рожу и свинские манеры, Спандайн умел очаровывать дам. Возможно, дело было в его голосе, который как нельзя лучше подходил для нашептывания в алеющие от смущения девичьи ушки клятв вечной любви, возможно, в деньгах, которыми он сорил направо и налево, но этот тип пользовался успехом у особ женского пола всех возрастов и всех слоев общества.

Женщины Спандайна никогда и ничего от него не требовали. Это было необходимым, но отнюдь не достаточным условием существования рядом с ним. Тем не менее, рядом с ним постоянно кто-то был, кто-то достаточно наивный, чтобы думать, что в промежутках между скупкой цирков шапито, доспехов, коллекционных солдатиков и прочих невероятно мальчишеских игрушек шеф СР5 одаривает своих любовниц шелками, мехами и бриллиантами.
Заявление из уст некрасивой красноносой пигалицы: «Это твой сын, и ты должен забрать его к себе», - повергло Спандайна в такой шок, что он позабыл отнекиваться от отцовства, как бывало уже не раз, и осторожно отодвинул край пеленки с личика младенца, спящего у женщины на руках.
Первой чертой лица, бросившейся ему в глаза, был красно-лиловый нос младенца. Точно такого же цвета рубильник был у его матери, и тут не возникало никаких сомнений в их родстве. Что же до его отцовства… сомнений не возникало и тут, ребенок был похож на крошечного Спандайна не только чертами лица, но даже нездоровым сероватым цветом кожи, совсем не свойственном краснорожим крикливым кулечкам, которые, как Спандайн свято был уверен, и являются детьми в первые пару лет их жизни.
Вглядываясь в черты лица ребенка, Спандайн испытал смутное ощущение, которое было похоже на те чувства, что он испытывал, когда обнаружил в руках ребенка, игравшего на улице, очень редкую литую фигурку всадника на коне, созданную несколько столетий назад, и отобрал ее у сопляка.
Единственные сомнения, возникавшие у Спандайна, были связаны с тем, что он никак не мог понять, что же заставило его переспать с этой страшенной девицей.

Голова некрасивой девочки набита романтической чушью куда плотнее, чем среднестатистическая красивая женская головка. Больше всего бредней о принцах на белых конях в головах настоящих уродин. К слову, именно из них получаются самые циничные стервы, если уродина похорошела с годами, и самые злобные мегеры, если ей повезло куда меньше. Бывают, впрочем, и такие, которые сохраняют всю это сопливо-сахарную чушь в голове очень-очень долго.
Она рассталась с мечтами о прекрасном принце (у принца был проникновенный голос, полосатый плащ и любовь к рубашкам поросячьего цвета) примерно тогда, когда обнаружила, что беременна, а принца к тому моменту и след простыл.
Первые месяцы беременности проходили очень тяжело. Каждый раз, когда ее скручивало в порыве безудержной тошноты, вместе с полупереваренной пищей и желчью из нее выходили все эти мечты о долгой и счастливой жизни с любимым мужчиной. По крайней мере, ей так казалось.
Родители узнали почти одновременно с ней, она просто подошла к матери и сообщила «радостную» новость. Реакция была вполне предсказуемой, такой, какая обычно бывает в тех романах, где хэппи-энда не предвидится: мать рыдала, отец ругался и даже выдрал ее ремнем, и в будущем, согласно законам жанра, ожидался семейный заговор с целью заполучить в женихи подходящего юношу, а дальше несчастливая семейная жизнь, дети, интрижки на стороне у обоих супругов, старение, скука, ссоры, и лишь на склоне лет она вновь увидит своего принца, который будет глубоко несчастен и одинок, который будет оплакивать потерянную любовь, и вот тогда-то она, позабыв про честь, про семью, про все, как в молодости… Стоп, - обрывала она себя, - вот без этой части про принца.
Подходящий юноша так и не нашелся, ее приданое было не настолько велико, чтобы кто-то закрыл глаза на ее красно-лиловый нос, на сиреневые волосы, висящие неопрятными патлами или собранные в куцый хвостик, на тощие ноги колесом и почти полное отсутствие груди.
И где-то после этого девочка решила взять все в свои руки.
Прекрасный принц уже не казался ей принцем, да что там, он даже не казался ей просто симпатичным, он состоял из одних недостатков: жадности, разбойничьей рожи, неумения доставить девушке удовольствие (она недоумевала, что такого женщины находят в сексе, как это может быть приятно, когда это так больно, и почему все было вовсе не так красиво, как в романе, без предварительных ласк, и не в постели, а где-то в кустах в городском парке поздно вечером; словом, это был худший опыт в ее жизни), и даже плащ у него был дурацкий.
Впрочем, человек в дурацком плаще был богат. Этот подонок – с некоторых пор она называла его именно так – должен был как минимум забрать своего ублюдка на воспитание и обеспечить ей нормальное существование, раз уж ее репутация настолько подмочена. Спасти положение можно было большим количеством денег или свадьбой, и она была твердо намерена получить то или другое.
Матери Спандама не хватило упорства и хитрости, чтобы женить на себе вольнолюбивого Спандайна, всю жизнь мотавшегося от юбки к юбке. Зато ее страховидности хватило на то, чтобы она вернулась в родной город и до конца дней жила безбедно, взамен даже не заикаясь о сыне и, самое главное, о его отце.

Возможно, он выбрал ее, проигнорировав куда более красивых женщин, именно за ее исключительную уродливость. Девчонка была так страшна, что это было даже смешно. Тощая хрящеватая шея торчала из ворота платья (бедная дурочка даже не могла позволить себе декольте, она была плоской, как доска, и мосластой, как старая курица!), и когда ему пришлось целовать эту шею, он испытывал почти непреодолимое желание стиснуть на ней пальцы и раздавить к чертовой матери все эти хрящи. Да, вполне может быть, что он не удушил это нелепое создание из жалости, не сбежал из этих кустов, на ходу застегивая штаны лишь потому, что он был пресыщен красивыми женщинами и был готов отказаться от любой из них ради чего-то нового. Но эта версия ему совсем не нравилась, от нее несло каким-то извращением.
Уродинка, конечно же, была девственницей, что означало долгие уговоры, кровавые пятна, никакого удовольствия для нее, да и для него тоже не слишком много приятного в сексе с зажатой стеснительной девчонкой. Ничего нового, ему уже приходилось иметь дело с неопытными партнершами. Даже внешность девчонки ничего не меняла, мимолетное желание удушить ее рассеялось, когда он вставил ей. Да и раздражение, которое он испытал, увидев, что он чуть замарал штаны и край рубашки в ее крови, было вполне привычным, он терпеть не мог, когда его вещи пачкались.
Зачем же тогда он соблазнил ее? Вопрос оставался открытым, подходящего объяснения все никак не придумывалось, и он выкинул эту проблему из памяти на десять с небольшим месяцев.

В те редкие моменты, когда Спандайн бывал в детской – а бывал в детской он от силы раз в неделю, исключительно чтобы посмотреть на эту маленькую личинку человека в пеленках, по-прежнему до странности похожую на него, и поставить галочку напротив пункта «отцовские обязанности» в мысленном списке дел – в эти моменты у него вновь всплывал вопрос, какого же все-таки черта он спал с этой уродинкой?
Как-то раз его озарило. Прямо там же, в детской, когда он держал изрядно потяжелевший за пару месяцев кулечек на руках. Конечно же, он сделал это из жалости. Он, Спандайн, оказался настолько добр и благороден, что подарил этой страшилке лучшие воспоминания в ее жизни: и как он ухаживал за ней целых шесть часов, и ее первый поцелуй, и ее первый раз, и ее первого ребенка – все, все, что только было в ее серой скучной жизни! Спандайн надулся от гордости, осторожно потыкал ребенка пальцем в нос, что означало проявление ласки, отдал отпрыска кормилице и умчался баловать и поощрять себя за то, что он так добр.

Спандам, шеф СР9, был клиническим неудачником всю свою жизнь, степень его невезучести достигала каких-то галактических масштабов, стремясь к плюс бесконечности.
Если вам нужно задавить на корню какое-то начинание, доверьте его Спандаму.
Первым важным делом, которое он чуть было не провалил, было дело обеспечения безбедного существования его матери.
Тогда, кажется, ему повезло, что его, маленького, посиневшего, с намотавшейся на шею пуповиной не взяли за скрюченные ножки и не бросили в поддон для биологических отходов операций.
Словом, Спандам чуть не совершил самую фатальную ошибку уже в самом начале жизни.
Если честно, в поддон-то его как раз и положили. Когда врач изрек: "Ваш ребенок родился мертвым," - когда роженица завыла дурниной: маленький мертвый ублюдок испортил всю ее жизнь, чертов засранец, такой маленький, а такой же подлый, как отец, когда медсестра засуетилась, забегала, когда запахло валерьянкой, перебивая запах пота, маленький посиневший Спандам не заорал, не захныкал даже - тоненько заскулил. И то, что его услышали, было, пожалуй, самым настоящим чудом.
Впрочем, чудо это случилось лишь для того, чтобы открыть дорогу всяческим неудачам.

Спандам не помнит, Спандайн не знает, а его мать не расскажет, что до переселения ребенка в дом Спандайна у него не было имени, только набор нелицеприятных эпитетов: маленький засранец, ублюдок, дерьмец и еще несколько десятков слов, которых воспитанной девушке знать не полагается.

Однажды научившись кричать, маленький ублюдок, кажется, не собирался затыкаться до конца жизни, и если тихое хныканье, которое он издавал раньше, можно было пропустить мимо ушей, то громогласные визгливые вопли разрушали мозг, прогрызая в нем ходы, как червяки в яблоках.
Маленький ублюдок требовал поменять пеленки. Маленький ублюдок требовал грудь.
Каюта третьего класса, которую ей приходилось делить со старухой чахоточного вида и разбитной теткой с носом картошкой, была наполнена запахом мочи и отчаянием. Она не знала, да и не хотела знать, что надо делать с ребенком.
Дерьмец таял на глазах, сгорал изнутри, как свечка, а она не могла поднести его к груди, не могла сменить ему пеленки. Казалось бы, так просто, и в то же время – невозможно.
Грудь болела от нерастраченного молока, она сцеживала его в стакан, тихонько всхлипывая от боли. В темноте в корзинке с пеленками скулил ублюдок, утомившись орать круглые сутки.
Однажды ночью – они уже проплыли половину маршрута, вонь стала просто невыносимой, и она подумывала о том, чтобы выставить корзинку с ребенком за дверь – однажды ночью она погрузилась в сон, полный невнятных голосов, шорохов и размытых силуэтов. Утром, когда она проснулась, грудь почти не болела, вымытый ребенок спал под боком, она машинально подвинулась, чтобы не придавить поганца, и только потом поняла, что произошло. Подавив желание закатить скандал соседкам, она несколько раз вздохнула, задумчиво посмотрела на красно-лиловый нос, фамильную черту, и решила, что истерику пора прекращать.
Весь остаток пути ребенок был накормлен и вымыт, к Спандайну приехал здоровый отпрыск, которого не зазорно было взять к себе.

Больше Спандаму не везло. И даже его кормилица, фигуристая женщина с двухмесячным сыном на руках, была вовсе не его удачей, а везением Спандайна.

Спандам мало что помнит о своем детстве. В каком-то смысле, его детство продолжается до сих пор, он точно такой же шумный, неуклюжий и неорганизованный, как и в пять лет. Спандайн ничего не помнит о детстве Спандашечки... Ну, просто потому что он не интересовался. Кормилица ничего не помнит о детстве Спандашечки, потому что она одной ногой в могиле, другой в маразме.
Пожалуй, единственный, кто помнит, но предпочел бы забыть - молочный брат Спандашечки. Впрочем, Роби благоразумно держит язык за зубами, чтобы не напоминать о себе Спандашечке, который хоть и стал шефом СР9, но остался таким же злопамятным засранцем, как в детстве.

В детстве Спандашечка любил не так много вещей: сладкое, подарки и командовать. С возрастом, надо сказать, ничего не поменялось.

Спандам был младше его на несколько месяцев, и, черт возьми, ой, боженька, прости за плохое слово, Роби не понимал, почему малявка пытается командовать. Игры в господина и слугу, в фараона и раба, в капитана и солдата, во всадника и коня бесили Роби так, что кулаки чесались. Какой, к черту, боженька, прости еще раз, солдат? Он научил его всему: и лазать на яблоню, и красть конфеты из вазочки, и зажигать спички, и кидать палки, грязь и камни (хотя этот дурак так и не научился закидывать их далеко), и скатываться с перил лестницы (дурак часто падал, расшибался и плакал, и угадайте, кого наказывали?!) Конь и всадник? У поганца был собственный пони, и он никогда не давал на нем покататься, разве что за стремя подержаться, и то при этом пинался каблуком. А Роби за это один раз засунул колючку под попону, и животное сбросило Спандама, как куль с трухой, и придурку надарили кучу игрушек, утерли ему сопли, и всячески утешали, и даже вызвали ему клоуна, а Роби отлупили: "Спандам мог погибнуть!"
"Дерьмо не тонет", - мог бы сказать Роби. К счастью для него, тогда он не знал таких выражений.
Он терпеть не мог Спандама, мечтал о том, что малявке когда-нибудь достанется ремнем по жопе, обзывал его "Спандак-дурак" (за это ремнем по жопе доставалось ему самому: Спандам немедленно начинал реветь и жаловался папаше). Он упорно не понимал, что заставляет сопляка приходить (не поиздеваться, как сопляк обычно делал, когда его ставили в угол) и предлагать поиграть.
Возможно, Спандашечка предпочел бы компанию получше, более покладистую и не с такими тяжелыми кулаками, но выбирать ему было не из кого.
Выучив слова "дохляк" и "хиляк", Роби не упускал ни малейшей возможности сообщить Спандаму свое веское мнение о нем. Игры в капитана и солдата и им подобные прекратились: Роби уже не боялся использовать физической превосходство.
Драли его, как сидорову козу. Может, Спандам и не отличался силой, ловкостью и прочими необходимыми для мальчишки качествами, но вопил он так, будто кто-то дудел рядом в жестяную дудку: громогласно и противно.
Впрочем, Спандашечка не прекращал пытаться командовать, и до какой-то степени ему это удавалось: с ним носилось полдома (вторая половина челяди носилась со Спандайном). Нет, Спандашечка вовсе не умел манипулировать людьми, это был всего лишь приказ Спандайна: "Сделайте так, чтобы маленький поганец ни в чем не нуждался и не орал".
В очередной раз разбивая хиляку нос, Роби надеялся, что уж теперь-то их выгонят из дома, и кошмар ежедневного общения с одним лишь Спандашечкой наконец кончится.
Однажды его мечта сбылась.

Помнится, не кто-нибудь, а сам Спандайн пришел к его матери и стал орать на нее. Это было ужасно несправедливо, ведь Спандам орал на нее из-за Роби, который, кстати, был в комнате, и мог бы кричать на него, а не на нее. Но старший Спандак-дурак считал себя слишком большой шишкой, чтобы общаться с каким-то "сопляком". Сам он сопляк, и сын его сопляк, придурок косматый.
Мама, кажется, пыталась защитить Роби, и когда она, потеряв последние крупицы терпения, сказала Спандаку, орущему что-то про "выпороть на конюшне": "Да ваш сын просто слабак, если не может сам дать сдачи!"
Спандак влепил маме пощечину, что-то проорал - Роби не расслышал, мама схватилась за щеку, и Роби с воплем кинулся к ней, а когда он опомнился, Спандака уже и след простыл. Мама сидела на полу, спрятав лицо в ладонях. Зато в комнату просочился мелкий гаденыш, что-то ехидно пропел про плаксу-ваксу-гуталин. Только тогда Роби заметил, что плачет, обозвал Спандама куском говна (тогда он уже выучил такие слова), отвернулся и утер слезы рукавом.
Повернулся он на звук пощечины: мама все сидела, уронив руки на колени, а маленький гаденыш бил ее по лицу, приговаривая, что ее отродье не смеет так называть его, великого Спандама.
Заорав, Роби кинулся на мелкого гаденыша, с намерением отделать его так, что чертов Спандак его не узнает.
Напоследок Роби все-таки выдрали розгами на конюшне, и несколько дней он провалялся в горячке, но ни капли не жалел о том, что отдубасил этот кусок дерьма. А после этого их выгнали, не позволив даже забрать личные вещи. Роби был счастлив. Мама качала головой и выговаривала ему, но, кажется, не жалела.
Для Спандашечки последствия инцидента были не только физическими. Спандайн, обозленный, что его сын не самый сильный и лучший, нанял кучу учителей, среди которых был учитель фехтования. Предполагалось, что они научат ребенка всему и сразу, но Спандайн, не видя моментального прогресса во всестороннем развитии сына, так же быстро охладел к этой идее, как и загорелся ей, и уволил всех учителей скопом.

Дети и авторитеты взрослых - это такие сложные штуки, которые нужно смешивать в точно выверенных пропорциях. При нарушении этих пропорций хвастовство папами, мамами и прочими родственниками переходит в потасовку, и перехваставший всех обычно бывает бит особенно сильно.
Чувство меры в этих сеансах самоутверждения прививается детям опытным путем под чутким руководством взрослых.
Спандашечка меры не знал, да и руководства над собой не имел никогда, за что и страдал.
Спандайн, вспомнив о счастливых годах на школьной скамье, отдал сына в школу вскоре после того, как затея с надомным обучением потерпела крах. Спандайн все рассчитал. Ребенок должен был либо получить знания, либо стать независимым и целеустремленным благодаря твердому намерению прогуливать занятия, как это делал сам Спандайн. Он даже принял решение, что не будет наказывать мальца за плохую учебу и прогулы, если тот пойдет по его стопам.
Но вы же помните: если хотите зарубить какое-то начинание на корню, доверьте его Спандаму.
Для начала он провалил попытку подружиться с остальными детьми.
- Привет, - говорят дети, - меня зовут так-то и так-то, мне столько-то лет. Давай дружить?
Спандашечка пошел другим путем.
- Мой папа – Спандайн, - сказал он, - Он шеф СР5, и он самый главный!
Представиться и сообщить свой возраст Спандашечка не счел нужным. Ему было невдомек, как кто-то не может звать его.
Первые школьные тумаки Спандашечка получил на ближайшей перемене.
- Давайте играть в Морской Дозор! – предложил кто-то.
Эту игру Спандашечка хорошо знал. Основной задачей было настоять на своей руководящей позиции.
- Чур, я капитан! – завопил он.
- А я… а я тогда адмирал! – засопел заводила, который тоже хотел быть самым главным.
Спандашечка подумал с минуту, а потом показал заводиле язык:
- А я тогда Главнокомандующий!
Тут-то Спандашечка и получил свою первую порцию воспитательных мер от негласного лидера коллектива.
В качестве бонуса он приобрел прозвище «говнокомандующий».
В классе он так ни с кем и не сошелся, не вписавшись в коллектив по причине своего необъятного эго, и ровно по той же причине не стал вливаться в компанию изгоев. Робкие попытки очкариков, толстяков, заучек и прочих убогих подружиться с ним он решительно пресекал, считая их недостойными своей персоны. Впрочем, издеваться над ними ему не позволяли остальные однокашники, считая это своей привилегией.
Спандашечка часто нарывался на драку и в десяти случаях из десяти был бит.
Просыпаясь по утрам и собираясь в школу, Спандам твердо решал, что на сей раз он прогуляет все занятия, и раз за разом обнаруживал себя сидящим за своей третьей партой в центральном ряду и отупело пялящимся в окно.
Альфа-самца, вопреки ожиданиям Спандайна, из него не получалось.
С учебой у Спандама тоже не ладилось.
Самым ценным знанием, вынесенным Спандашечкой из здания школы, был навык плеваться жеваной бумагой из полой трубки.
Спандам вполне мог перепутать Полярную Звезду с Северным Полюсом, сложение с вычитанием, о всяких премудростях вроде склонений и говорить не приходилось. Его можно было бы обвинить в тупости и лени, но отсутствие успехов в учебе определялось вовсе не его интеллектуальными способностями.
Спандаму было скучно на уроках.
- Зачем мне считать ваши дурацкие дроби? – разглагольствовал он у доски. – Когда я вырасту, я стану шефом подразделения Шифр Пола, как мой папа, и у меня будет собственный секретарь, который будет считать и писать за меня!
Однокашники, которым по большей части суждено было стать лавочниками и ремесленниками (отдельным счастливчикам посчастливилось вступить в Дозор), негодовали.
- Опять говнокомандующий заливает, - шептал кто-нибудь, и вслед за этим в Спандашечку прилетал увесистый комок жеваной бумаги.
Впрочем, по одному предмету Спандам неизменно получал четверки и пятерки. Это было природоведение. Спандаму нравилось слушать про животных, нравилось настолько, что он стал выпрашивать у отца экзотических зверей и птиц, которых он видел на картинках в книжках. Спандайн охотно покупал – ему и самому нравилась диковинная коллекция, которой положил начало его сын.
Часть животных дохла в отсутствии должного ухода, что неизменно огорчало Спандашечку. Остальные приспосабливались. Спандашечка потихоньку начинал мечтать о собственном Короле Моря.
Спандам отучился в школе две четверти, продемонстрировал практически полное отсутствие интереса к учебе, не обзавелся ни одним товарищем, провалил все возможные четвертные контрольные и был с позором изгнан из школы, несмотря на весь авторитет Спандайна.
- Пока, говнокомандующий! – прощался с ним класс, и каждый школяр норовил пнуть напоследок нескладное угребище, которое проучилось с ними целых четыре месяца. Это должно было означать что-то вроде сожаления, что однокашникам Спандашечки больше некого будет шпынять.
- Пока, придурки, - откликался Спандам. Ему больше не надо было каждый день ходить в школу, ради такого он был готов вытерпеть тычки и пинки.
- Сам дурак, - отвечали ему, - это не нас выгоняют за двойки.
- Зато у меня есть слон, - сказал Спандашечка, торжественно покидая школу, и показал язык. Напоследок ему в затылок прилетела пыльная тряпка для доски.
Зато у него был слон.
А Спандашечкин поста мальчика для битья занял толстый мальчик-заучка.

Да, у него был слон. Здоровенный, серый, с хоботом, ногами и складками на пузе. Слон тянулся хоботом в карманы: нет ли сахара, слон жрал, как… как слон.
Как и все в Спандашечкиной жизни, слон появился совершенно по-дурацки.
Спандайн любил цирк так сильно, как его любит не всякий десятилетний мальчишка, не говоря уже о мужиках за сорок.
А еще Спандайн любил болтать - конечно, предварительно убедившись, что его внимательно слушают.
Вернувшись после очередного посещенного представления (ему пришлось почти целые сутки плыть на тот остров, где располагался цирк), Спандайн собрал всех домочадцев, начиная с сына и кончая последней судомойкой в столовой, и, задорно размахивая куриной ногой, давясь едой и словами, рассказывал о представлении. Иногда он вскакивал, изображая артистов и зверей. Лучше всего у него получались клоуны и обезьяны, при этом прислуга не льстиво подхихикивала, а смеялась от души.
Спандам отрешенно стоял в сторонке, и не проявлял особого внимания, даже не хихикнул, когда его отец в попытке изобразить метателя ножей чуть не убил конюха.
Спандашечка оживился лишь на словах: "А еще у них был дрессированный слон, и мне дали на нем покататься после представления. А еще..."
"Папа, - перебил его Спандам, - купи слона!"
Прислуга испуганно замерла: Спандайн отличался крутым нравом... и он любил болтать, когда его слушают.
"Не перебивай!" - рявкнул Спандайн.
Спандам тихонько всхлипнул, хныкнул погромче, а затем принялся вопить: "Купи слонааааааа!"
Спандайн вскочил на ноги, и вид у него был такой, будто он готов заколоть сына вилкой. Он дал Спандашечке оплеуху и прогнал его из столовой.
Дальнейший рассказ проходил под аккомпанемент непрерывного стука в дверь и воплей: "Купи слонаааааа!"
Слономания маленького Спандашечки достигала нечеловеческих размеров. У Спандашечки был огромный плюшевый розовый слон, у Спандашечки была пижама со слониками, сервиз со слониками и семь слонов из слоновьей кости где-то среди игрушек.
Дело было вовсе не в том, что Спандашечке нравились эти животные. Они были слишком несуразные, серые, дурацкой формы, с дурацкими ногами, с дурацкими ушами, с дурацким носом, с дурацкими зубами, с дурацкими маленькими слезящимися глазками, с дурацким хвостиком, совсем не подходящим такому животному, с дурацким... Дурацким слонским слонизмом!
Когда Спандашечка играл в солдатиков, все семь слонов из слоновой кости, и даже огромный розовый слономонстр гибли под напором героических войск. Когда отца не было дома, Спандашечка пробирался в его кабинет, куда ему строго-настрого запретили ходить, и с восторгом смотрел на бивни, укрепленные над рабочим столом. Когда Спандашечка читал книжки с картинками, в первую очередь он искал картинки со слонами.
Спандашечка ни капельки не любил слонов.
Зачем тогда ему был слон? Ну, наверное, Спандашечка хотел, чтобы в доме было что-то более убогое и нелепое, чем он сам.
И еще на слоне можно было кататься.
Спандашечку прощают через неделю нытья и потрясания кулаками, маленький поганец не пожалел себя, разбил костяшки в кровь, когда колотил в дверь.
"Папа, купи слона", - хрипит Спандашечка, едва завидев отца. Он сорвал голос в первый же день визготни.
"Ладно, - вздыхает Спандайн, - куплю я тебе этого долбаного слона".
Между прочим, Спандайн уже и сам хочет слона, но черта с два он в этом признается.
В один прекрасный день во двор сгружают большой деревянный ящик.
Спандам скатывается по перилам на первый этаж (Совсем как настоящий хулиган,- с гордостью отмечает он).
- Это твой слон, - бросает Спандайн сыну в промежутке между суетой и раздачей бессмысленных указаний.
Ящик наконец вскрывают.
- Что это? - спрашивает Спандам.
- Карликовый слон. Очень дорогой! - задирает нос Спандайн.
- А-а, - тянет Спандашечка. Карликовый слон - это не совсем то, что он хотел. Но, в конце концов, даже карликовый слон - всего лишь дурацкий слон.
Через несколько месяцев карликовый слон был уже не такой карликовый.
Спандайн понимает в биологии ровно столько же, сколько его сын в математике; ему продали слоненка под видом карликового слона.

А еще Спанлашечка хотел жирафа. Уж-жасно хотел.
У него, конечно, уже был слон, но слон - это совсем другое, у слона же нет такой шеи, и таких смешных узловатых тонких ног, и всего остального. И пятен тоже нет.
В общем, маленький Спандам страшно хотел настоящего живого пятнистого жирафа.
Ему пришлось испытать страшное разочарование. Страшнее, чем то, что он испытывал, когда ему купили пистолет вместо сабли. Пистолет вместо сабли! Глупые, что бы они понимали!
Однажды утром Спандам просыпается, подходит к окну и видит во дворе клетку из толстых металлических прутьев. В клетке разгуливает что-то черно-желтое.
- Спандашечка, - говорит незаметно вошедшая няня, - папа привез тебе подарок.
Когда Спандам выходит во двор, его встречает улыбающийся отец.
- Смотри, что я тебе купил! - говорит Спандайн.
По клетке расхаживает здоровенный леопард.
- Что ЭТО? - спрашивает Спандам.
- Леопард, - пожимает плечами отец.
- А где жираф? - Спандам переводит взгляд с клетки на отца и обратно.
- К черту жирафа, смотри, какой зверь, а жираф твой - ерунда, корова с шеей! - Спандам прямо-таки светится от счастья. - Леопард запросто может убить человека!
- Я хотел жирафа, - насупившись, говорит Спандам, ковыряя ногой землю.
Отец не реагирует, он, кажется, даже не слышал, что сказал сын - он весь поглощен новым приобретением.
- Я хотел жирафа! - кричит он. - Я ХОТЕЛ ЖИРАФА!
Он падает на землю и начинает демонстративно лупить по ней руками и ногами. Вокруг него увивается нянька. Отец корчит презрительную гримасу и не менее демонстративно не обращает на сына внимания.
Спандам уходит в свою комнату, обнимает большого розового плюшевого слона за хобот и лежит, тихонько всхлипывая. Он уже не показушничает. Он правда очень хотел жирафа.
Спандам протестует против покупки леопарда, как только может. Он ноет, капризничает и пытается больно ткнуть леопарда палкой через прутья клетки, а когда леопарда выпускают погулять, он кидается в него комками грязи. И ни один, естественно, не долетает, потому что Спандашечка боится подойти поближе. А его потом дома ругают за то, что он всю рубашку перепачкал грязью.
- Не хочу леопарда! Не хочу, НЕ ХОЧУ, НЕ ХОЧУНЕХОЧУНЕХОЧУ! - верещит в очередной раз Спандам.
- А ты хоти, - улыбается ему няня.
Спандашечка озадачивается. Спандашечка много думает над этой фразой, лопая шоколад плитку за плиткой, чтобы стимулировать умственную деятельность.
После долгих раздумий (живот уже начал болеть от шоколада) Спандам решает, что все-таки хочет леопарда. Конечно, у него нет шеи, но, по крайней мере, у него есть пятна. И еще он может убить всех врагов Спандашечки, например, толстую глупую кухарку, которая специально делает много супа и мало сладкого!
Спандашечка пытается завести дружбу с леопардом - как умеет. Он перестает кидаться грязью в животное, и начинает кормить его мясом со специальной палки , а однажды даже бросает в клетку любимую кошку толстой кухарки, когда леопард голоден.
Вскоре Спандашечка уже не боится подойти почти вплотную к клетке, конечно, если леопард (он назвал его Безжалостным Убийцей) находится где-нибудь на другом ее конце.
Однажды Спандам застает Безжалостного Убийцу спящим. Безжалостный Убийца привалился боком к прутьям. Безжалостный Убийца мерно сопит.
Что-то щелкает в голове Спандама, он на цыпочках подкрадывается к клетке, осторожно касается пальцем леопарда и отпрыгивает назад. Животное никак не реагирует, Спандам, храбрясь, снова подходит и опускает всю ладонь на шкуру, готовый тут же задать стрекача. Реакции по-прежнему ноль, и Спандам, смелея, проводит рукой по густой шерсти, а потом , увлекшись, начинает гладить, почесывать, взъерошивать жесткие волоски. Бок животного мерно вздымается под его ладонью, и Спандам начинает потихоньку фантазировать о том, как через несколько поглаживаний Безжалостный Убийца замурлычет, проснется, потрется башкой о его ноги, и он, Спандам, будет гулять с настоящим живым леопардом на поводке, и он, может быть, даже...
Спандашечка еле успевает отшатнуться, плюхается на землю, а Безжалостный Убийца рычит, загребая в воздухе лапой, и пытается дотянуться до мальчика.
Что-то течет по руке Спандама, он притрагивается к плечу, глядя на то, как рукав его белой рубашки пропитывается кровью, и начинает кричать.
Вечером, лежа в кровати, Спандам опять обнимает хобот плюшевого слона. У Спандама болит раненое плечо. Еще у него болит живот: утешая, ему подсовывали одну сладость за другой. Комната заставлена игрушками, но игрушки совсем не радуют.
- Все этот дурацкий леопард, - шепчет Спандашечка в хобот, - все из-за него! Мерзкое тупое животное, ненавижу его! Это из-за этой глупой кошки я так страдаю! - Спандашечка даже всхлипывает от жалости к себе. - Завтра я позвоню папе на работу и скажу, чтобы он пристрелил его!
Засыпая, он думает, что когда-нибудь у него будет послушный леопард, который никогда не поднимет на него лапу, будет убивать всех врагов и катать Спандашечку на спине.

Жирафа ему так и не купили, о леопардах, даже послушных, не могло быть и речи, так что Спандашечка снова остался наедине со слоном и своей любовью к животным.

Детство Спандама было наполнено главным образом общением с животными, неудивительно, что он так и не научился сходиться с людьми. Лучшим другом Спандашечки был уродский несуразный слон, хотя, конечно, сам Спандам это ни за что бы не признал. Ему стоило только попросить, и Спандам нагнал бы в особняк детей, клоунов, шпагоглотателей и прочих: перввых для Спадашечки, всех остальных для себя. Но Спандашечке это не приходило в голову из-за отсутствиея опыта позитивного общения с ровесниками, а Спандайн просто упустил из виду такой важный аспект развития ребенка, как общение.
Изредка Спандашечка общался с прислугой: приходил на кухню, тащил со стола яблоко, или пирожок, или еще что-нибудь, и забивался в угол.Через какое-то время прислуга забывала о наличии ребенка в кухне, и начинала разговаривать о своих взрослых проблемах: о том, как растут цены, и о том, что происходит в мире, и о том, кто на ком женился, и о том, кто кому изменяет, и еще о тысяче вещей, о которых можно многократно слышать в детстве и не понимать их значения, а потом во взрослом возрате удивляться, откуда же берут начало все появившиеся психологические проблемы.
Сидя на кухне, Спандашечка потерял всякое желание контактировать с внешним миром, который был настолько страшен, что в нем были грабительские цены, и непомерные налоги, и бешеные собаки, и какие-то а-бор-ты, и еще всякое.
С другой стороны, мальчишка, как и всякий мальчишка, хотел… ну, возможно, не подвигов и приключений, но славы и известности – уж точно. И еще чтобы все, кто его не ценил и обижал, поняли, сколько они потеряли, и приползли к нему просить прощения и предлагать свою дружбу, а он бы их отверг, потому что герой и знаменитость может найти себе друзей и получше…
Общение главным образом с животными сформировали у Спандашечки весьма странные представления о дружбе.
Несмотря на отстутствие какого бы то ни было жизненного опыта, Спандашечка умел мыслить довольно практично. Если он хочет славы и известности, но не хочет влипать в проблемы, значит, ему нужны надежные подчиненные, причем такие, которые не будут претендовать на его славу. Идеально подходили люди двух профессий: ниндзя и суперагенты. Спандашечка решил, что его подчиненные непременно будут совмещать в себе качества и тех, и других: профессиональные, смертоносные, верные делу, как суперагенты, а еще обладающие магическими техниками и незаметные, как ниндзя.
Кто бы мог подумать, что через несколько лет подобная мысль озарит голову кого-то из руководящих шишек, что приведет к появлению будущих подчиненных Спандама.

Детей больших шишек рано или поздн настигает проклятье, возложенное на них постами и деньгами их родителей: какими бы дикими и некультурными социопатами они ни были, всем им рано или поздно приходилось учиться этикету и прочим премудростям светского поведения: грядущие ины на дороге не валялись, их предстояло еще заработать, подольстившись к кому надо и подсидев юных конкурентов.
Спандашечку тоже не миновала сия участь.
Этикет и правила вежливости, равно как и зачатки элементарных знаний, необходимых для поддержания беседы, были с грехом пополам привиты Спандашечке целой когортой домашних учителей. Им пришлось за кратчайшие вбивать в башку недоросля все те знания, снабжением которыми никто не утруждал себя в течение нескольких лет – Спандайн, как обычно, позабыл о сыне вообще и о его образовании в частности после того, как Спандам потерпел фиаско в школе.
Спандашечка не был идиотом. Возможно, он был избалованным лентяем с полным отсутствием самодисциплины, но никак не идиотом – знания и умения (даже совершенно бессмысленные, с точки зрения Спандашечки, этикет, фехтование и несколько па бальных танцев) с большим скрипом втиснулись в его лохматую голову.
Но зато Спандам был клиническим неудачником.
После злополучного бала Спандайн вызвал его в свой кабинет и долго орал, что надо быть полным кретином, чтобы так оскандалиться во время первого же выхода в свет, что он не просто опозорился, но и опозорил своего отца, что на Спандайна и так все косо смотрят из-за маленького бастарда, который к тому же оказался столь очевидным дегенератом, что ему, Спандайну, стоило взять маленького ублюдка за ноги и шваркнуть о каминную полку, пока тот еще был младенцем, и, наконец, что еще не поздно вышвырнуть засранца на улицу.
Доведя себя до точки кипения, Спандайн побагровел обычно серой рожей, предоставил сыну возможность оправдаться, а потом прервал непривычный для Спандашечки робкий лепет оглушительной оплеухой.
Спандам сбежал из кабинета отца, хлопнув дверью, заперся в своей комнате, изрезал свой парадный костюм тупыми ножницами, и только после этого разрыдался, отчетливо понимая, что ему достанется еще и за костюм.